Гарри Бардин: Гадкий Утенок – герой

Режиссер снимает полуторачасовой мюзикл по сказке Андерсена, хотя «там действия минут на десять»… Зачем он это делает?

Гарри Бардин — один из самых титулованных режиссеров анимации. В его лавровом венке призы фестивалей в Каннах, Анесси, Лос-Анджелесе, Лондоне, Лейпциге, Шанхае… Он абсолютный рекордсмен национальной премии «Ника». Их у него аж четыре. Но если б знали, из какого сора произрастают фильмы режиссера. У Бардина уникальный дар  одушевлять вещи: веревки, столовые приборы, спички, проволоку. С помощью этой прозы ширпотреба слагать философские анимационные поэмы о жизни и смерти, любви и войне.

Страна еще распевала песенку Водяного из его фильма «Летучий корабль» (помните: «А мне лета-ать охота!»), его пластилиновый мини-мюзикл «Серый Волк энд Красная Шапочка» только что с фурором прокатился по главным  анимационным форумам мира, а Бардин со своей съемочной группой ушел с «Союзмультфильма» в непредсказуемое свободное плавание. Начинались 90-е. Кинематограф впадал в глубокую летаргию. Только безумец мог решиться начать собственную студию. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Название  возникло сразу. «Стайер».

«Семейная история» студии — сюжет для небольшого романа: как искали помещение с помощью знаменитых людей и как нашли сами — пристройку к блочному дому на самом краю Москвы, как пытались обустроить голые стены, радовались первому купленному фонарю, как приходили рэкетиры, которые, как выяснилось, тоже в детстве любили мультфильмы…

...Вера в собственные силы у студийцев возникла после рекламы кока-колы, которую высоко оценили в Голливуде. Вместо слетевшей с крюка кукушки на часах болталась бутылка коки, а одуревшая птица  вместо «ку-ку!» кричала «кока-кола!». Бардина пригласили работать в Голливуд, но он уже не мог согласиться — за его плечами была студия. Свою жизнеспособность студия доказала фильмом «Кот в сапогах», который вышел в 1995-м. Бардин подтвердил свое режиссерское кредо: авторское кино, привлекательное  для зрителя.

Гарри Бардин:  Как сказал Горький: «Нарочно оригинальным быть нельзя. Я однажды пробовал — не получилось». Представляешь, если б я подумал: «А не сделать ли мне фильм для Каннского фестиваля?». И снял «Выкрутасы», которые удостоились «Пальмовой ветви».

— «Выкрутасы» — история человека, огородившегося от мира проволокой, превратившего в проволоку жену, собаку, наконец, себя самого, — оказалась универсальной философской притчей, равно понятной и принятой по обе стороны границы. Но вот твоего «Кота…», фильм, в котором в сгущенной метафоре проявились и неоправданность перестроечных надежд, и их крушение, — жестко раскритиковали как антироссийский.

— Я  привык на критику не реагировать. Фильм, у достоенный международных наград, в России прошел практически незамеченным. А ведь мы отдали ему два года жизни. Все мои фильмы рассказаны «из себя» и из «даты рождения фильма». По сути, Горбачева можно считать соавтором «Серого Волка…». Он говорил про общеевропейский дом? Вот и возникла наша парижская бабушка, которую в анкетах советского времени упоминать не рекомендовалось. А раз все  можно... Красная Шапочка по шпалам и поперлась со своим пирогом проведывать Францию. Это горбачевская эйфория вылилась на экран надеждой на скорые преобразования. Потом наступило похмелье. «Кот в сапогах» пришел, когда стало понятно, что ни 500, ни 700 дней не преобразят эту страну. Обычно в сказке Перро всех занимает герой, как он там нахаляву дары получает. А что же Кот? Как сложилась  судьба дающей стороны? Разве эта история не оказалась провидческой в случае с Джорджем Соросом? С ним поступили, как с Котом. Все взяли. Выбросили без «спасибо» и «до свидания»... Это горький фильм. В финале герой остается на перепутье: то ли водку пить, то ли снова на небо глядеть в ожидании очередной манны. Если б я про это говорил, живя в Бразилии,  это было бы злопыхательство. Но я живу в моей стране, вместе с ней маюсь, имею право на свою точку зрения. Сейчас картина неожиданно обретает новое дыхание, распространяется в  Интернете, популярна у молодежи.

— «Чуча» — история дружбы мальчика и его необыкновенной Няни, сотворившей себя из пуховой подушки, изначально создавалась как зрительский фильм…

— Этот пуховый персонаж оказался столь живучим, или вы сразу прогнозировали продолжение, пока трилогия не собралась в полный метр?

— Наши студийцы приросли к ней душевно, уговорили меня продолжать историю. Тогда я решил: если первая «Чуча» о любви, вторая — о дружбе, то третья… Я склонялся к любовному треугольнику. Появилась «разлучница»: заблудшая собачонка. Значит, тема ревности? Тут как-то само собой возникла высоченная планка — «Кармен-сюита», в общем, это был весьма авантюрный  план.

— В процессе создания трилогии ты неожиданно «изменил» «Чуче»,  чтобы «поиграть» с бумагой. Изысканная объемная графика «Адажио» на музыку Альбинони — философское эссе про толпу, ее ненависть к «другому».

"Адажио"

— Не было денег на запись музыки для второй части трилогии. Но студия не могла простаивать, пришлось придумывать сюжет на копеечный бюджет. С бумагой давно хотелось поработать. Возникла музыка Альбинони. Приступили. Знаешь, сколько ушло на фильм бумаги? Две пачки. Самой дорогой оказалась запись оркестра Караяна. Запросили 16 тысяч долларов. Где их взять? Написал владельцам прав про наши условия работы: «Да поможите, чем можите». На мой плач скостили 4 тысячи. Во Франции встретился  с меценатом, любителем анимации Франсуа Соломоном. Узнав о наших проблемах, он моментально выписал чек... Нам помогали не часто, я  помню каждого.

— После «Адажио» в полный метр собралась «Чуча», но в прокате она прошла тихо и незаметно, словно втайне от зрителя...

— Прокатом занималась компания «Каро». Скорей всего, «Чучу» специально притормозили, чтобы дать ход другой картине. Есть такие прокатные хитрости. Я спрашивал как дурак: «Сколько будет копий?», имея в виду, что в стране 89 регионов и везде пока еще живут дети. «Ну, 10… может, 15».  Кончилось тем, что копии нам вернули. Хорошо еще, Армен Медведев предложил кинотеатры «5 звезд» и «Ролан», где фильм и шел с успехом почти два месяца. Никакой рекламы. Никакой прессы. Обидно. Шесть лет жизни уложено в метры этой картины.

— На студии вначале было шесть человек, сейчас — двадцать шесть. За счет чего вы существуете?  За чей счет снимаете картины? В частности, «Гадкий утенок», работа над которым идет полным ходом?

— Половину бюджета будущего фильма дает Минкульт, половину я должен найти сам. Ищу уже три года. Мне говорят: «Ну, тебе, с твоим именем… Ты ж — бренд, лауреат». Для олигархов и банкиров я не бренд. Сколько  перед ними ни «танцую» сюжет «Гадкого утенка», доводя их и себя до слез. Слезами они и расплачиваются.

— «Государство — это я», а «Стайер» — это Бардин?

— На нашей студии один режиссер. В силу здоровья и возможностей буду пытаться заводить какие-то проекты и осуществлять их. Сейчас мощности студии рассчитаны на один проект. Необходима степень громадной концентрации — всеми профессиями набрасываемся на общее дело. Например, целый цех делает конструкции кукол (в «Гадком утенке» участвует около 500 кукол, птичий двор — целый птичий мир). Есть цех, который обшивает кукол.

— Режиссер Бардин всегда особое значение уделяет  фонограмме. Каждая «Чуча» имела своего крестного музыкального отца: первая — Глена Миллера, вторая — Дунаевского, третья — тандем Бизе—Щедрин. Что и в чьем исполнении мы услышим в «Гадком утенке»?

— Час музыки Чайковского в аранжировке Сергея Анашкина, для которого я прописал драматургические акценты, инструментальные повороты. Но еще раньше я  подобрал и сложил музыкальные фрагменты: из «Лебединого…»,  «Щелкунчика». Каждая тема нашла свое место, чтобы у зрителя подспудно возникло ощущение, будто Чайковский, когда сочинял «Лебединое озеро», подразумевал «Гадкого утенка». Записал музыку Национальный филармонический оркестр под управлением Спивакова. Юлий Ким сочинил стихи. Уже записаны хор Турецкого, Владимир Качан, Юлия Рутберг.

По сути, Бардин создал новый детский мюзикл, который может иметь самостоятельную  сценическую жизнь… Конечно, после того как выйдет анимационный фильм.

Федор Хитрук в разговоре с Бардиным заметил: «Насколько я помню Андерсена, там действия минут на десять». Продолжительность мюзикла около полутора  часов. Бардин  пытается создать действие, магнетическое в своей пластике, чувственности и эстетике. Для этого он привлек к работе художника, проживающего сейчас в Париже, Кирилла Челушкина. Его эскизы, развешанные сейчас по стенам студии, — изысканны, поэтичны, нежны по цветовой гамме. При всем изобилии птичьих «лиц» и характеров каждый обладает индивидуальностью. Вот сам Утенок. Вовсе не гадкий, страшно трогательный. Единственный пластилиновый персонаж. Оператор колдует над макетом: за большим деревянным забором на самодеятельной трибуне выступают солидные птичьи вожаки, напоминающие персонажей брежневского Политбюро. В одном кадре совместится сложнейшая техника: куклы,  пластилин, плоская марионетка. Плюс дары природы: травинки, камыши, ветки, мох, цветы.

P.S. Кадры из «Гадкого утенка» Бардин до премьеры в прессу не даст...

— Почему Утенок — вначале единственно пластилиновый, в финале превращается в кукольного? Он что, станет «как все»? Ведь в «Адажио»  была схожая тема. Белая бумажная птица — среди толпы серых.

— Я  даю надежду, что Утенок станет белым лебедем. Эти-то все домашние, они не летают. А он взлетит. За долготерпение свое и за муки. Не «как все». Лучше. Но в принципе, ты права, это продолжение темы «Адажио». Кино о толерантности. Терпимости. О том, как «другие» существуют рядом с нами. Чтобы зритель оказался в коже (шкуре,  панцире) инородца, поняв, каково это. И уже никого в жизни не мог бы назвать черножопым. Поучениями этого не достичь. Только через эмоцию. Через слезы и  смех.

— Ощущение, что во многих своих фильмах ты идешь от музыки. В пластилиновых «Брэке», «Красной Шапочке…», в бумажном  «Адажио».

— Зато в «Выкрутасах» музыки вовсе нет. В «Адажио» сначала была идея. Потом — бумага. Потом только Альбинони. Мой сын Павел, режиссер игрового кино, решил, что «Адажио» — история Христа. Говорит: «Герой ушел, тут и заканчивай. Пусть все движутся дальше во тьму. Их дождь сечет». Я объясняю ему: «Нет, это про серую толпу, которая каждый раз наступает на грабли ненависти и невежества…». Можно было бы все  завершить исчезновением Белого. А у меня в финале приходит Черный. А толпа — та же, серая. Это многоточие. Хотя зритель понимает, что и Черного растерзают. Полагаю, наша страна идет в историю с невыученными уроками. С этим живем. Посмотрев законченный фильм, Паша сказал: «Ты победил. Но учти, лучше этого ты ничего уже не сделаешь».  Как же так? Я уже планировал третью «Чучу». Павел ее увидел и вывернулся: «Говоря, что лучше не сделать, я имел в виду жанр философской притчи. Что же касается музыкальной сказки, то  лучше всего удалась «Чуча-3». Теперь делаю «Гадкого утенка», чтобы доказать сыну, что и в музыкальной сказке планка установлена не окончательно.

— Многие весьма достойные вещи сочинялись авторами, чтобы порадовать собственных детей, дабы доказать им свою состоятельность… И еще себе и профессиональному сообществу.

— По этому поводу у нас был спор с Марком Захаровым на канале «Культура». Он говорил, что сегодня в культуре все решает состязательность. Конкуренция — движущая сила. Я возражал: «К культуре рынок отношения не имеет. В искусстве у состязательности иное качество. Состязаться Марк Захаров может только с Марком Захаровым, постановщиком «Доходного места», «Обыкновенного чуда». С самим собой.

— А у тебя существует внутренняя качественная шкала оценок своих  фильмов?

«Кот с сапогах»

— Сегодня мне кажется, что фильм «Прежде мы были птицами» по изобразительному решению можно было сделать тоньше. Да и самую популярную из моих картин «Летучий корабль» — тоже. В те времена у меня не было такого талантливого художника, как сегодня. Да и не пошел бы ко мне хороший, потому что я был тогда — никто.

— Актерское прошлое чем-то помогает режиссеру Гарри Бардину?

— Ну, конечно, я же все могу сыграть. Перед тем как снимать, проигрываю   сначала сам с секундомером все 740 сцен…

Всю хореографию и пластику решаю, сидя за столом, в наушниках, под музыку. Строю драматургию, исходя из характеров персонажей. Проигрываю. Придуманное пытаюсь донести сначала до мультипликаторов, потом до экрана.

— Ходят легенды про твой дар оживлять буквально все, что ни попадется под руку... Действительно одушевить можно любую вещь?

— В принципе, да, но тут встает вопрос: одушевить во имя чего? Просто выпендриться и с помощью мочалки, яичной скорлупы или щебенки  покуситься на Вильяма нашего Шекспира? Смысл не в том. Для меня фильм «Конфликт» сложился из спичек, как метафора мгновенного сгорания жизни, ее недолговечности и уязвимости. Материал «Выкрутасов» сформировался на уровне идеи. Если человек сам себя окружает забором из проволоки… Колючую проволоку можно сделать только из проволоки. Бумага в «Адажио» — тоже не только материал, но и образ хрупкой жизни, мнущейся, рвущейся буквально в мелкие клочки. Я обращаюсь к детскому опыту человека, сам окунаюсь в мир игры. Задаю ее правила, вовлекаю в игру зрителя. Ключевые слова: «А если бы…». От этого и шагаем.

— «Гадкий утенок» — автобиографическая история?

— Я похож на лебедя? Но вообще-то в каждом из нас с юности живут комплексы, страхи. Постепенно с помощью творчества, книг, встреч с мудрыми людьми мы их изживаем. Что касается «Гадкого Утенка», просто хочу дать надежду. Вот этому прыщавому юнцу перед экраном: локти торчат, коленки упираются в подбородок: «Парень, все у тебя будет хорошо. Не обязательно становиться лебедем, важней понять, кто ты. Стать самим собой».  Независимо от времени, которое за стенами кинотеатра, и президента, который за стенами Кремля. Внутри себя ты должен быть свободен. И тогда «полет возможен».

— Значит, это не столько история превращения, сколько путь самопознания. Значит, снова попытка соединения кино мейнстрима с авторским, фестивальным?

— То, что я всегда пытаюсь делать, — увязать ежа с ужом. Я и полнометражную «Чучу» делал с надеждой, что фильм  увидят. Из работы в работу пытаюсь доказать, что авторская мультипликация может быть и коммерческой. А коммерческая не обязательно потрафляет дурным вкусам. Кинематограф Чаплина —  коммерческий.

— Зачем далеко ходить, до сих пор современна диснеевская «Белоснежка».

«Чуча-2»

— В нашей нынешней анимации есть тенденция делать полнометражные фильмы с православно-патриотическим уклоном. Вроде ради идеи возвращения российской истории на экран. Но почему-то с американской графикой, стилистикой, монтажом. Меня печалит столь показательный отход от принципов, традиций национальной анимации. Нашего «Конька-Горбунка» не спутаешь ни с кем. Как и «Снежную королеву» Атаманова. Это ли не художественная анимация? И с каким коммерческим потенциалом! Ее зрителя не сосчитать. А идти на поводу  подсевших  на иглу однотипных американских шлягеров не надо. Искать нужно ближе. Лучше в себе самом.

Лариса Малюкова
обозреватель «Новой»

www.novayagazeta.ru